Автор: Пахомов (Носов) Юрий Николаевич От себя: данный рассказ написан на основе реальных событий.
Все имена и фамилии изменены.
По сюжету набросал кто есть кто. Башилов Алексей Григорьевич
– Стефанов Алексей Георгиевич – командир БПК «А.Юмашев»
Жук Виталий Иванович – Зуб Виталий Иванович – командир 170-й бригады.
Павлов Станислав - Павленко
Вячеслав Михайлович - старший помощник БПК «А.Юмашев»
Молох Николай Андреевич - Мелах Николай Андреевич - старший помощник БПК
«А.Юмашев»
Куценко Анатолий - Гуценко Юрий Павлович - командир экипажа БПК "Адмирал
Юмашев" в заводе (1976-1977).
Командир крейсера = 1 = К субботе погода испортилась, стал накрапывать дождь.
Казалось, даже сопки, подернутые зеленоватым туманом, источают влагу. В этой
густой, неподвижной мороси отчетливо ощущался запах грибов. Большой противолодочный
корабль «Адмирал Макаров» оторвал корму от причала, в динамике прогремела
команда: -Бак! Отдать назадсмотрящий! Башилов поставил чемодан, подскочил к огону и сбросил его с пала. На баке
быстро выбрали последний швартов. И тут, словно по заказу, в рваную промоину
среди туч на мгновение выглянуло солнце, отразившись в лужице с радужными
разводами. Все преобразилось: море стало густосиним, дома на сопке - белыми,
корабли у причалов - светло-голубыми. Солнце опалило окна штаба флота и
погасло. Над бухтой прокатилось: -По правому борту, встать к борту! Башилов поднес руку к козырьку фуражки, наблюдая, как корабль, тихо скользя,
удаляется от торца причала. Его охватило чувство нереальности происходящего,
показалось даже, что опоздал к выходу и корабль ушел без него. Перемогая озноб,
он до рези в глазах вглядывался в знакомые очертания «Макарова». Постепенно
спасательные жилеты стоящих по ранжиру швартовых команд слились в одну
оранжевую линию, над рейдом разнеслось: -Отбой аврала! Принадлежности убрать и уложить! Лаково-оранжевая линия сломалась, рассыпалась, исчезла, - моряки разбежались по
своим боевым постам. Сколько дней, сколько ночей в ожидании отпуска он мечтал
вот так стоять на причале и провожать свой корабль в море, а сейчас стало ему
вдруг тоскливо и одиноко. Причина лежала на поверхности: ему, капитану третьего ранга
Башилову, уже не суждено вернуться на «Макаров» - впереди отпуск, за ним
командирские классы и новое назначение. Алексей Григорьевич натянул на лоб
фуражку, подхватил увесистый чемоданчик и нарочито бодрой походкой направился к
КПП эскадры. На командирские классы Башилова направили с личного
разрешения главкома. Тридцать четыре года, все нормальные офицеры к тридцати
двум уже заканчивали обучение на классах. Алексею Григорьевичу не везло,
штурманом не вылезал из моря, не до того, к тому же комбриг Яковенко
предпочитал двигать по командной линии артиллеристов, ракетчиков. Командир
«Макарова» Шахров сам готовил Башилова к командованию кораблем: «Пойдете сразу
в академию учиться, в этом, по крайней мере, есть смысл». У кадровиков на сей
счет была своя точка зрения: «Мы из старпомов академиков не делаем, станьте
сначала командиром». А командиром «Макарова» Башилова не назначили, потому что
не закончил классы. На место Шахрова назначили однокашника Алексея Григорьевича
по училищу Музыченко. Он не имел допуска к самостоятельному управлению
кораблем, зато закончил классы. Такая вот бюрократическая канитель. И Башилов
застрял в старпомах: теперь нужно было натаскивать нового командира. Выручил
командир эскадры Виталий Иванович Жук. «С тобой, Алексей, неувязка вышла, -
сказал он Башилову, - облик у тебя пацанячий, вот я и считал, что резерв
времени у тебя есть. А тут навел справки... Ничего, подкорректируем». На учении
«Океан-75» командир эскадры обратился к главкому и попросил в порядке
исключения направить старпома-перестарка на командирские классы. Главком был в
хорошем настроении и дал «добро». Кто из командиров кораблей не знает знаменитого здания на
Заневском проспекте? На фронтоне серого корпуса, где помещались командирские
классы, были изображены сценки из спортивной жизни (барельефы пловцов,
дискоболов и прочее), поэтому таксисты, подобрав подвыпившего флотского
офицера, спрашивали: «На спортклассы?» - и, даже не получив подтверждения,
уверенно везли клиента к Заневской площади. Башилов прибыл на классы за двое суток до начала занятий,
сунул чемодан под койку и завалился спать. Его познабливало, - продуло в
поезде, - он принял антигриппин, запив порошок желтоватой водой из графина. Проснулся
от какой-то возни в комнате: рослый старший лейтенант выкладывал содержимое
чемодана в тумбочку. Алексей сел в койке и, подражая Шахрову, спросил: -Кто таков? Извольте представиться! Старлей, глянув на тужурку с погонами капитана третьего ранга, висевшую на
спинке стула, вытянулся: -Старший лейтенант Николай Домбровский, командир торпедного катера, Балтийский
флот! -Вольно, Коля. Можешь отдыхать, не снимая снаряжения. Башилов также представился, отметив про себя, что звание, а главное, должность
- старший помощник командира корабля первого ранга - произвели на соседа по
койке должное впечатление. Утром выяснилось, что Алексей по возрасту старше всех слушателей набора, ему
сразу дали прозвище Главком, а через несколько дней командование назначило его
старшим факультета надводников. На него возлагалась обязанность поддерживать
дисциплину, вести график нарядов и по понедельникам докладывать на построении
начальнику классов о происшествиях за неделю. Он получил пропуск-«вездеход», а
это означало, что можно покинуть территорию классов в любое время. Если учесть,
что общежитие находилось тут же, при классах, а за присутствием офицеров на
самоподготовке строго следили преподаватели, такой пропуск давал существенные
привилегии. Провожая Алексея на классы, Музыченко сказал: -Леша, не вздумай посвящать все время учебе. Десять месяцев вольной жизни даны
тебе главкомом для того, чтобы употребил ты их с умом, для отдыха и развлечений
в замечательном городе Ленинграде. Еще Талейран предупреждал: «Нельзя
поддаваться служебному рвению!» Усек? Серьезные люди, офицеры, оказавшись в обстановке учебного заведения, вновь
становятся мальчишками-курсантами. Вырвавшись из отдаленных гарнизонов, от жен
и отцов-командиров, слушатели классов пускались порой во все тяжкие. Дня не проходило
без забавных происшествий. Особой лихостью отличались будущие командиры
подводных лодок. Надводники и подводники жили все вместе в общежитии на третьем
этаже, широкие «итальянские» окна глядели на Заневский проспект, напротив
Институт усовершенствования врачей, где обучались в основном женщины. Злачных
мест в Ленинграде уже тогда было немало - рестораны, пивные бары, забегаловки,
особой популярностью пользовалась «Яма» - гарнизонный Дом офицеров на Литейном
проспекте. Лекции и практические занятия заканчивались до обеда, после - самоподготовка до
вечера. Перед самоподготовкой Башилов выходил к столу и, размахивая
пропуском-«вездеходом», спрашивал: -Страдальцы, кто со мной пиво пить? Приглашаются только отличники боевой и
политической подготовки. Предложение с удовольствием принималось.
Технология «просачивания» через КПП была проста, как апельсин: Алексей
Григорьевич выходил первым и в щель в заборе за углом общежития передавал
пропуск следующему слушателю. Нередко группа в полном составе через полчаса
оказывалась в пивном баре на Заневской площади. Моряков обслуживали по высшему
разряду. Пивной бар на время становился филиалом корабельной кают-компании. Вся
пивная прислушивалась к разговорам моряков. И обязательно среди отдыхающих
работяг находился сивый от проседи мужичок, что с двумя кружками рулил напрямую
к офицерскому столу: «Дозвольте, товарищи командиры, постоять рядышком.
Старшина первой статьи запаса, линкор «Октябрьская революция». Через месяц стали подъезжать жены с детьми, офицеры рыскали
по городу в поисках жилья. За Башилова, как обычно, все решила жена. Анастасия
договорилась с военным строителем, недавно назначенным служить в Североморск,
поменяться на год квартирами. Офицеры, снявшие жилье, событие это не афишировали, чтобы
сохранить за собой койку в общежитии, так сказать, оборудовали запасной
командный пункт. Месяца через два общага превратилась в подобие мужского клуба
по интересам, где после самоподготовки дулись в преферанс «на стол». Это
означало, что выигрыш шел в общий котел и потом картежники отправлялись в
какой-нибудь ресторан. После «захода» ночевали в общежитии, дежурный
заблаговременно уведомлял жен, что объявлена «повышенная боевая готовность». Об
этих проделках, конечно же, знал начальник классов контр-адмирал Коринец, в прошлом
подводник и сам не дурак выпить, но смотрел на «заходы» сквозь пальцы. Жены
пробовали бунтовать. Помощник командира сторожевого корабля из Гремихи Женя
Пыпин три вечера подряд являлся домой навеселе, жена, потеряв терпение,
отобрала у него деньги, а утром выделила мелочь на дорогу в один конец. И Женя
исчез. Говорят, адмирал Коринец спросил у зареванной женщины: «Милая, сколько
денег было у супруга?» - «Чтобы только доехать до классов на электричке и
троллейбусе». - «А обратно? Вот видите? Как же он доберется домой без денег,
если вы в Зеленогорске живете. Видно, пешком идет». Пыпина разыскали только на
третий день, гудел в компании североморцев в гостинице «Октябрьская». Башилову не раз приходилось отдуваться перед начальством за своих подопечных. В начале декабря приехала Анастасия с девочками, и две комнаты в коммуналке в
доме на Очаковской улице обрели привычный уют. Старшая дочь Лена училась уже в
шестом классе, Лиза - во втором. Алексей теперь вечерами (если не объявлялась
«повышенная готовность») шел домой, заново привыкая к семье. Девки росли
забавные, каждый день в них появлялось что-нибудь новое. Младшей «повезло» с
учительницей, внедрявшей какие-то новые экспериментальные методики (за это ей
пообещали научную командировку в Венгрию). Башилов едва управлялся с домашними
заданиями дочери. Две другие комнаты в коммуналке занимала еврейская семья:
старик-портной, старуха и их двадцатилетний внук Миша, тощий долговязый малый.
Мишу турнули из университета за фарцовку, он презирал все русское и мечтал
уехать в Израиль. Днем он обычно отсыпался, а ночами слушал радиоприемник - из
его комнаты постоянно доносились свист и потрескивание эфира. А старички были
тихие, опрятные и, когда Миши не было дома, с удовольствием возились с
девчонками. А отошедший от дел портной обучал Анастасию каким-то особым
секретам кройки и шитья. Для многих слушателей классов сущим бедствием стало нашествие родственников из
провинции. Особенно доставалось однокашнику Башилова по ТОВВМУ старпому с
эсминца «Спокойный» Славе Машкову. Не было дня, чтобы к нему кто-нибудь не
приезжал. По воскресным дням Слава мотался с родственниками по магазинам и
историческим местам Ленинграда и его предместий и начинал потихоньку звереть.
Бедняга не вылезал из кассы взаимопомощи. Офицеры с семьями жили стесненно:
«полярку», «плавающие», «гробовые» не платили, а жены не работали. И все же в
жизненных радостях никто себе не отказывал. Частенько устраивались вечеринки,
коллективные выезды на природу. Зима стояла морозная, солнечная, снежная, не
было обычной слякоти, сырых, промозглых ветров. Особенно хорошо было в
Парголово. Башилов осваивал азы горнолыжного спорта. Новый год встречали с Павловыми. Капитан-лейтенант Станислав Павлов учился с
Башиловым на классах, но дружны они не были. Стае вообще держался особняком.
Рослый светловолосый крепыш, чемпион высших военно-морских училищ по боксу
прославился уже в первые дни, когда в Озерках задержал трех бандитов,
пытавшихся ограбить дачу. Павлов уложил их рядком, связал телефонным проводом и
сдал бригаде милиционеров. Командир Ленинградской военно-морской базы наградил
его именными часами. Стас службу любил, но представление о ней составил из нескольких стереотипов,
основанных на собственном, довольно ограниченном опыте: эсминец, на котором он
дослужился до старшего помощника командира, в последнее время стоял в
консервации. Как только ситуация на практических занятиях и командно-штабных
учениях выходила за пределы штатной, он терялся и, чтобы скрыть неуверенность,
грубил одноклассникам. К Башилову он относился с откровенной снисходительностью, с
трудом терпел его старшинство на классах, но открыто не выступал. Их сблизили
жены. Выяснилось, что Анастасия и Елена Павлова работали в Североморстрое,
встречались на объектах и были давно знакомы. Лена - коренная ленинградка. Квартира в старинном доме на
Владимирской площади была обставлена со вкусом, но как-то холодновато было в
ней, неуютно. Зато новогодний стол получился превосходный. Ужинали при свечах.
Башилов еще никогда не видел такого столового серебра. Лена была лет на десять
старше мужа, умнее, опытнее, превосходно разыгрывала роль послушной жены, но
сразу было видно, кто в доме главный, кто принимает решения. Жизненная
программа проста: Стае в ближайшее время станет командиром, конечная цель -
Ленинград, только возвращаться в Северную Пальмиру надлежит с адмиральскими
«мухами» на погонах.
= 2 = Ранней весной на классы потянулись «покупатели» - кадровики из Москвы и с
флотов. Они дотошно интересовались ходом учебы, успехами будущих командиров,
делали первые наметки, загадочно и многообещающе улыбались. После их отъезда
еще долго шли пересуды о том, какая кому судьба уготована. Едва улеглись первые
волнения, как в конце мая нагрянул заместитель начальника управления кадров ВМФ
капитан первого ранга Иволгин. Первым на собеседование вызвали Башилова. Московский чиновник с бледным, лишенным растительности лицом, коротко глянув на
него, сказал: -Алексей Григорьевич, вам предлагается должность командира крейсера
«Севастополь». Не буду скрывать, это решение вашего командира эскадры. Уж не
знаю, за что он вас так... любит. - И губы капитана первого ранга дрогнули в
усмешке. Башилов похолодел: из всех
возможных вариантов это, пожалуй, был наихудший. «Севастополь» третий год стоял
в среднем ремонте в судоремонтном заводе в Росте, за это время на корабле
сменилось три командира, а это о многом говорило. Но и отказываться нельзя.
Если Виталий Иванович Жук решил, то так тому и быть. Стас Павлов, хорошо
знающий обстановку на «Севастополе» - его эсминец стоял в консервации на том же
СРЗ, - стиснув железной рукой ладонь Башилова, сказал:
-Не знаю, Леша, поздравлять тебя или выразить соболезнование. Славы не
заработаешь, а вот пуп наверняка надорвешь. Сам Павлов получил назначение старпомом на строящийся в
Ленинграде большой противолодочный корабль «Адмирал Юмашев» и был доволен
распределением. Елена ликовала: как минимум год в Питере, а за это время много
воды утечет. Сводки политуправления, которые Башилов регулярно
просматривал, подтверждали самые мрачные предположения: корабль, которым ему
теперь предстояло командовать, был одним из первых по числу всякого рода
происшествий, то матрос, застав у своей зазнобы сержанта военно-строительного
отряда, подрезал его ножичком, то пожар, то происшествие в карауле. А ведь
всплывало на поверхность и попадало в сводки только то, что невозможно было
скрыть. Одноклассники шутливо, но не без ехидства подначивали Башилова: -Товарищ командир, опять ваш корабль прогремел на весь флот! Алексей огрызался, а на душе было неспокойно, скребли кошки,
рвали душу когтями. В это смутное время он как-то встретил на Невском бывшего
командира «Макарова» Шахрова, тот пригласил заглянуть к нему на кафедру. В последние месяцы, перед уходом на преподавательскую
работу, Шахров, всегда державший подчиненных на дистанции, неожиданно потеплел
к Алексею и вечерами нередко приглашал его к себе на чашку чая. Шахров привычно
солировал, но в том, что он вещал, всегда было много интересного, нового,
нестандартного. Шахрова назначили заместителем начальника кафедры боевых
средств флота, в перспективе он мог
возглавить кафедру. Он готовился к защите докторской диссертации, вид имел
усталый, - Алексей впервые отметил, что тот уже немолод. Сидели в крошечном
кабинете, за окном в отдалении позванивали трамваи, дышал, ворочался огромный
город. Раскуривая трубку, Шахров задумчиво сказал: -Не буду лукавить, Алексей Григорьевич, вы единственный
человек, кому бы я хотел передать корабль. Увы, от меня, по-видимому, исходят
некие флюиды неудачливости. Что и говорить, моя флотская карьера не задалась. Я
бы мог еще послужить в командных должностях с немалой, как думаю, пользой для
дела, а приземлился вот здесь, в пыльном кабинете, впору саржевые нарукавники
заводить. Да-с! Назначение на «Севастополь» не лучший вариант. Соблаговолите,
однако, принять назначение с достоинством. А человек вы крепкий. Кавалерийским
наскоком проблему дисциплины на ремонтирующемся корабле не решишь. Нужны
холодная голова, крепкие руки, терпение и точный расчет. Обстановка на
«Севастополе» сложная, думаю, вы в курсе политотдельских ориентировок. По сути,
корабль брошен на произвол судьбы. При большинстве крупных судоремонтных
заводов давно созданы бригады ремонтирующихся кораблей, а при СРЗ-35 в Росте
соединения надводных кораблей подобного рода нет. Корабль, становящийся в
ремонт, остается в подчинении штаба эскадры. Руки до него, понятно, не доходят,
и он медленно, но верно разлагается. А чем дольше стоит корабль в ремонте - вы это
хорошо знаете, - тем быстрее гаснут морские традиции, жизнь выстраивается по
иным законам, нередко по законам «зоны». Шахров положил погасшую трубку на подставку, вытер изящные
смуглые руки платком и, усмехнувшись, продолжил: -Сейчас многие с удивлением вопрошают: откуда, мол, на нашу
голову свалилась «годковщина»? Ее на флоте с петровских времен не было. Вздор!
«Годковщина» была всегда, только с концов шестидесятых годов она стала обретать
иные, уродливые формы и потому как явление всплыла на поверхность. Но вместо
того, чтобы вникнуть в суть произошедшего, проанализировать социальную и
психологическую причину «неогодковщины», проблему попросту загнали внутрь,
прикрыв ничего не объясняющим термином «неуставные взаимоотношения». А
командиров, которые пытались активно бороться с этими «отношениями», стали
жестоко наказывать. Образовался порочный круг, и постепенно «годковщина» стала
носить массовый, а порой и неуправляемый характер. Надеюсь, вы со мной
согласны? Башилов кивнул, а Шахров неторопливо продолжил:
-Сейчас все громче слышны голоса, что в армии и на флоте, как в зеркале,
отражаются процессы, происходящие в стране, в обществе, что «неуставные
отношения» внесены к нам на флот извне. Да, безусловно, в этом есть доля
истины, но не будем забывать, что армия и флот организмы весьма консервативные
и воинские коллективы в значительной степени закрыты для общества. Значит,
первопричина не в этом. Тогда в чем? Башилов внимательно слушал своего бывшего командира, хорошо
представляя, как тот вот так же спокойно, хорошо поставленным голосом, изредка
презрительно выпячивая нижнюю губу, будет читать лекции слушателям академии. А
уж на экзаменах от него пощады не жди, будущим флотоводцам предстоит не раз
покрыться холодной испариной, стоя у профессорского кабинета. Шахров между тем говорил: -Я старше вас, пришел на флот вскоре после войны, матросы и старшины отслужили
к тому времени по шесть-семь лет, взрослые мужчины с боевыми орденами и
медалями на суконках - «годки». Они натаскивали нас, молодых, жестко и сурово, приспосабливая
к корабельным условиям, но им бы и в голову не пришло издеваться, бить нас.
Между нами была разница минимум в пять лет, и по старшинству своему, знанию
дела они были естественными лидерами, свое лидерство им не нужно было
доказывать. Специальность «годки» знали досконально и были правой рукой
офицеров. Уже тогда между «годками» были свои отношения, существовал свой
негласный кодекс, но морской, а не «зоны». Попробуй обидеть подопечного - с
тобой поговорят, да так, что мало не покажется. Я это особенно ощутил во время
морской практики на учебном корабле «Комсомолец». «Годкам» было важно, кому они
оставят дело, в чьи руки его передадут, ибо корабль за годы службы стал для них
домом. А что произошло дальше? По мере того как сокращали срок
службы на флоте с пяти до четырех, а потом и до трех лет, отбор естественных
лидеров стал затруднителен. Старослужащие уже не успевали настолько освоить
свою специальность, морское дело так, чтобы приобрести авторитет. И чтобы
утвердиться в лидерстве, потребовались иные средства. Военным психологам давно
известно: если в окопе два солдата, один из них обязательно должен быть
старшим. Хорошо, если старшего назначит мудрый командир, а если нет, борьба за
лидерство неизбежна. Ключ решения проблемы, на мой взгляд, в одном - флот должен
стать профессиональным. Почему ничего подобного нет у супостатов? Там служат
профессионалы по контракту, в котором все оговорено, в том числе и степень
подчиненности. Конечно, драки случаются и там, но не на корабле, на корабле -
табу. В случае чего - суд, тюрьма. И командиров при том не вызывают на
парткомиссию. И еще, введение института мичманов - явление положительное,
но в результате офицеры отдалились от своей опоры - старшин, между ними
образовался вакуум, непонимание и, как следствие, утрата контроля за личным
составом. Вот некоторые симптомы болезни, которой болен «Севастополь»,
дорогой Алексей Григорьевич. Одно могу сказать: не существует готовых,
выверенных рецептов лечения этого недуга, в каждом случае нужен особый подход,
индивидуальный набор приемов и лекарств...
= 3 = Отпуск проскочил незаметно, воспоминания о нем, словно дымку над морем,
разогнало студеным ветерком бытового неустройства, скучных, надоедливых
проблем. Опять нужно было упаковывать вещи, выбивать контейнер, мотаться по
унылым пустырям товарной станции. С контейнером вышла накладка. Часами офицеры,
выпускники академий, классов, училищ, безропотно выстаивали в конторе в
ожидании, когда наконец откроется окошко. «Контейнеров нет», - чаще всего
роняла опухшая от пьянства харя. Бывалые люди знали: контейнеры есть, но
контору прочно оседлала банда вымогателей, выжимавших из офицеров деньги. Стучали колеса вагона, позвякивала ложка в стакане, Башилов
глядел в окно на мелькающий березняк, - чем ближе к северу, тем сумрачней
становились леса. Мысли крутились невеселые. Анастасия отмалчивалась, но
Алексей не раз ловил на себе внимательный, изучающий взгляд жены. С какой-то
обостренной, болезненной зоркостью он осознал вдруг, что Та-ся сейчас в лучшей
своей поре, впереди постепенное увядание, с горечью отметил морщины у губ и
тень усталости в серо-голубых глазах. Жена, как и прежде, была для него загадкой, чувствовал
только, что во многом она глубже, умнее его, и порой ему было досадно
сознавать, что никогда он не обретет абсолютной власти над этой женщиной. Он
всегда испытывал внутреннюю поддержку жены, порой физически ее чувствовал. Вот
и сейчас, когда поезд подходил к Мурманску, Анастасия взяла мужа за руку и
тихо, чтобы не слышали девочки, сказала: «У тебя все получится, Алексей ...» На другой день, утром, Башилов уже был на КП эскадры. Он
толкнулся в рубку в тот момент, когда Виталий Иванович Жук за что-то
громогласно распекал оперативного дежурного. Рыхловатое, с брылями лицо комэска
покрылось красными пятнами. Рокочущий бас тяжелым комом перекатывался в
замкнутом пространстве рубки. Жук покосился на вошедшего командира, и губы его
поплыли в улыбке: -А-а-а, товарищ Башилов! Рад приветствовать на североморской
земле. Пошли, потолкуем, Алексей. Оперативный дежурный, дернув головой, спросил высоким голосом: -Товарищ адмирал, прошу вашего решения? -Сам думай, идрить! Еще Козьма Прутков говорил: голова дана людям для того,
чтобы они не ходили вверх задницей. -Ногами, - поправил Башилов. -Вот-вот, задницей. Ты когда приехал, командир? -Вчера, товарищ адмирал. -Даешь, Леха. Кинул чемодан - и бежать из дому, а Анастасия отдувайся, возись с
узлами. Семья здорова? -В пределах нормы. -Что-то вид у тебя скучный? -Не вижу особых причин для радости. -Что ж, верно. Но и в уныние впадать грех... В каюте командира эскадры едко пахло одеколоном «Шипр». Жук не признавал
другого одеколона, особенно почему-то недолюбливал рижскую парфюмерию: для
пехоты, портянками пахнет. -Садись, Башилов. Чаи нам гонять некогда, потому сразу к делу, как говорится,
засучив на ногах рукава. Ничего нового командир эскадры Башилову не сообщил, кое о чем Виталий Иванович
умолчал, видно, не хотел расстраивать молодого командира. Однако и энтузиазма в
его голосе не было.
-Исходи из того, Алексей Григорьевич, что на «Севастополе» ты надолго. Ситуация
на бригаде следующая: комбриг Яковенко ушел с повышением, новый еще не
назначен, командует начальник штаба. Он в море. Замкомбрига по политчасти в
отпуске. Завтра я с кем-нибудь из политотдельцев приеду представить тебя
экипажу. Главное в обстановке на своем корабле разберись. Спокойно, без паники.
Не так страшен черт, как его малюют. Хотя, по правде сказать, «Севастополь» мы
того, запустили в текучке, зато тебе есть, где развернуться и себя показать.
Справишься. И оттого, что во время разговора адмирал прятал глаза,
недоговаривал (так на него не похоже!), у Башилова окончательно испортилось
настроение. В Росте на КПП завода он спросил у тощего заспанного
вахтера, где стоит «Севастополь». -Дак у стенки, причал номер два, аккурат за крейсером
«Александр Невский». На следующий день ни командир эскадры, ни представители
политотдела бригады на корабль так и не прибыли. Башилов вместе со старпомом
осмотрел корабль. Крейсер «Севастополь» был ошвартован у борта крейсера
«Александр Невский», а со стороны бухты оттянут на бочках на расстояние
пяти-шести метров от крейсера. С крейсером соединяла сходня на юте, в районе
миделя на уровне бортов проходила толстая водяная труба, а метром выше -
паровая, изолированная толстым слоем шлаковаты. Очень удобный мостик для
самовольщиков. Идешь по водяной трубе, а за паровую магистраль держишься, как
за поручень. Старпом «Севастополя», капитан третьего ранга Евгений
Михайлович Мулякин, подтвердил наблюдение Башилова: -Верно. Только я эту лазейку пресек. -Каким образом? -Обратите внимание, в центральной части паровой трубы слой
шлаковаты тоньше, считайте его вообще нет, так, имитация. Это я приказал
командиру трюмной группы снять изоляцию. Первым попался старший матрос из
боцкоманды Коцуба, самый злостный самовольщик, ухватился за открытую часть
трубы, обжег ладонь и свалился за борт. Вахтенный дал ему всласть поплавать в
осенней воде и поднял через винтотвод по скобтрапу на борт только после того,
как разгильдяй поклялся больше не ходить в самоволку. -Приемчики у вас! -А по другому нельзя, «зона», а не корабль. Будь моя воля, я бы выдал офицерам
оружие для самообороны. -Даже так? -Убедитесь сами. Мулякин - старожил на «Севастополе», при нем сменились три
командира и два замполита. О себе он рассказывал со спокойным равнодушием,
словно речь шла о ком-то другом. Начинал неплохо, училище и командирские классы
- с отличием, допущен к самостоятельному управлению кораблем, но командиром ему
никогда не стать. За время ремонта схлопотал кучу выговоров и предупрежден о
неполном служебном соответствии. И все за дорогой личный состав. Перспектив
никаких. Жене надоела неустроенная жизнь, Север, уехала в Ленинград, и с
концами. Хорошо хоть детей нет... Старпом был на три года старше Башилова, высок, пожалуй,
даже красив: седеющий брюнет, изящного рисунка лицо, брови, приподнятые к
вискам. Впечатление портили глаза, пустые, лишенные блеска. Такие глаза
встречаются на фотографиях давно умерших людей. -Может, еще не поздно начать все сначала? - спросил Башилов
старпома в конце беседы. Мулякин неопределенно пожал плечами. Корабль он знал хорошо, пояснения давал ровным голосом, иногда горько усмехался,
и судорожная эта усмешка напоминала нервный тик. -А почему вся палуба досками обшита? - спросил Башилов,
когда они со старпомом вышли на бак. - Я немало постоял в ремонтах, обычно
делают настилы в наиболее функционально нужных местах. -Для утепления. Под досками опилки. Зимой замерзаем, иногда
в шапках спать приходится. -А другим способом обогреться никак нельзя? Старпом усмехнулся: -Разве что «шилом». Способ проверенный, но не поощряется руководством.Моросил мелкий дождь. На том месте, где должно было висеть
солнце, на сером небе проступало желтое неопрятное пятно. А скоро солнце и
совсем исчезнет.
|