Победители океана
Весь мир знает о подвиге четырех. Беспримерный дрейф Зиганшина, Поплавского, Федотова, Крючковского стал синонимом крепости духа молодого поколения Советской страны. Мысли людей неизменно возвращаются к этому событию, и каждый стремится дать оценку тому, что произошло.

«Их эпическое мужество потрясло мир. Они не только солдаты Советской Армии, эти четыре парня. Они также — солдаты человечества», — сказал американский писатель Альберт Кан. «Россия рождает железных людей. Этими людьми нельзя не восхищаться», — заявил секретарь профсоюза итальянских моряков. «Это совершенно изумительная эпопея», — отозвался отважный француз доктор Ален Бомбар, автор известной книги «За бортом по своей воле». «В истории мореплавания — это единственный случай». «Их подвиг является прекрасным проявлением выносливости человека». «Это прекрасный пример для всех моряков мира». «Наряду с его героическим значением дрейф баржи с четырьмя воинами на борту представляет большой научный интерес». «Главное значение здесь имела нервная выдержка, их духовная сила, их товарищеская спайка, взаимная помощь и поддержка в трудные минуты. Они потеряли по 20 килограммов веса, ослабли физически, но не потеряли силы духа»...

Таких высказываний, идущих из самых глубин сердца, можно привести сотни. О подвиге четырех советских юношей говорят видные ученые, полярные исследователи, океанографы, общественные деятели, моряки, простые труженики всех стран. Можно без преувеличения сказать, что этот дрейф на долгое время приковал к себе внимание всех.

Мы гордимся, что подвиг четырех советских воинов получил столь высокую оценку мировой общественности. Этот подвиг известен миллионам людей в мельчайших подробностях. И все же нам кажется, что разговор о «секрете» изумительной выдержки «железных людей России» будет возникать всякий раз, когда они, эти люди, будут давать новые образцы стойкости, мужества, выносливости, закалки.

Зиганшин, Поплавский, Федотов, Крючковский не были какими-то особыми избранниками судьбы и меньше всего помышляли о том, что выпало на их долю. Они изо дня в день добросовестно делали свое дело и ничем не отличались от своих товарищей ло службе, которые прошли почти такую же короткую школу жизни.

...Когда рядовой Иван Федотов поднялся из кубрика на палубу, он думал о том, что погода, к несчастью, предвидится дрянная и что, пожалуй, нелегко будет разгружать пароход, который должен вот-вот подойти к острову. Это было утром 17 января. Баржа стояла у «бочки» на рейде, в двухстахпятидесяти метрах от берега. Федотов видел приземистые домики поселка, черную базальтовую сопку на противоположной стороне бухты и заснеженные заросли невзрачного курильского бамбука. Лениво накатывались на прибрежные камни белесые волны. Баржу изрядно покачивало. Но Федотов не замечал покачивания. В свое время он служил матросом на катере рыбоохраны, а позже — шкипером дебаркадера. Родился он на Дальнем Востоке, и большая часть его жизни прошла на воде. Это была своя, знакомая стихия. Правда, у океана более капризный нрав, чем у родного Амура, но можно привыкнуть и к океану. Федотов только что прочитал книгу, герои которой состязались с разъяренным океаном, преодолевали нечеловеческие лишения и в конце концов, исчерпав весь запас нравственной энергии, погибли. Книга мало затронула душу: то была повесть о каких-то особенных людях, и с теми людьми случалось что-то необыкновенное, чему нет места в повседневной жизни: скитания по безбрежному океану, жажда, голод, неведомые моря, неведомые острова и страны. Но все это вовсе не для экипажа баржи «Т-36», маленького прозаического суденышка водоизмещением меньше ста тонн. Жизнь экипажа регламентирована уставами и наставлениями, все наперед известно, все прочно и незыблемо. А штормы и циклоны — лишь неприятная помеха в деле.

Все последние дни Федотов был обеспокоен мыслями о доме: как там Ира? Позавчера он отправил ей письмо и теперь с нетерпением будет ждать ответа. Когда он думает о жене, появляется щемящее чувство грусти. Далековато от Курил до родного дома, и неизвестно, когда увидит он ее глаза, прижмется лицом к ее мокрым от слез щекам... Ира готовится стать матерью. А он будет отцом. Уже сейчас его в шутку называют «папашей». Он только улыбается. Новое, совсем незнакомое чувство...

- Значит, решено, - говорит моторист Филипп Поплавский, - сына назовем Сашкой?

Да, это уже решено. За «Александра» высказался весь экипаж: и Поплавский, и младший сержант Асхат Зиганшин, и Толя Крючковский. У них нет тайн друг от друга. Письма от родных читаются сообща. Асхат, или попросту Виктор, - волжанин, Анатолий и Филипп - с Украины. Все, что происходит в неведомой Шентале Куйбышевской области, на родине Асхата, в равной степени интересует всех. То же можно сказать о поселке Турбов, о селе Чемеровцы, о житье-бытье родных Федотова. В письмах домой свою баржу они дипломатично называют катером. Так-то оно звучит совсем по-морскому. Ефим Трофимович, отец Федотова, - опытный катерник, и он, конечно, рад, что сын пошел «по морской части».

У Филиппа Поплавского повадки «испытанного моряка». Это веселый добродушный парень. Море он любит до самозабвения. Один из его родственников несколько лет служил на Северном флоте. Как много интересного рассказывал он о трудной, суровой службе моряков-североморцев! Филипп увлекается спортом, и тут находит самого ярого союзника в лице земляка Толи Крючковского, тоже давно мечтавшего о службе морской. Еще в школе-семилетке, когда преподавательница предложила написать сочинение на тему «Кем я хочу быть», Анатолий закончил свое сочинение словами: «Моя заветная мечта - стать моряком».

А поглядели бы вы на Поплавского, когда он берет свою любимую гармонь и проникновенным голосом заводит «Раскинулось море широко»! В такие минуты отодвигаются на задний план все мелкие заботы и сразу начинаешь понимать такое, на что до этого не обращал должного .внимания. Суровый островок Курильской гряды превращается в могучий утес, о который разбивается ярость океана, вспоминаешь, что вдоль Курильской гряды тянется подводный хребет Витязя, раскрываются на востоке невиданные дали, неведомые земли, звучат овеянные романтикой названия - Гавайи, Гонолулу, Сан-Франциско...

Впрочем, командир экипажа Зиганшин с большим правом, чем все остальные, мог бы называть себя моряком: он окончил морское учебное подразделение, не раз выходил в открытый океан и получил права на самостоятельное управление судами водоизмещением до ста тонн и удостоверение старшины катера. Но Асхат моряком себя не называет. Разве дело в названии, в форме? До призыва он был трактористом, и его считали неплохим трактористом. Важно, чтобы в тебе жила уверенность в том, что ты делаешь полезное дело.

Если бы этим четверым утром 17 января сказали, что всего лишь через несколько часов с ними произойдет такое, о чем не вычитаешь и в книжках, что их будет много недель носить по пустынному океану; что перенесут они и голод и жажду, а затем очутятся на американской земле; и что о их подвиге заговорит весь мир; и что мэр Сан-Франциско преподнесет им золотые ключи города; и что Тур Хейердал, Ален Бомбар, Иван Паланин, Евгений Толстиков и десятки других прославленных своей отвагой на море людей назовут их имена, восхитятся их выдержкой и храбростью; и что газеты всего мира будут писать о них много дней подряд, и что глава Советского правительства Н. С. Хрущев поздравит их и поблагодарит за службу специальной телеграммой; что Родина за проявленное мужество при выполнении воинского долга и стойкость в борьбе с силами стихии наградит их орденами Красной Звезды, — если бы все это сказали друзьям, они рассмеялись бы от всей души, назвали бы такого пророка фантазером.

Но все произошло именно так. Именно им, самым обыкновенным молодым советским людям, не готовившим себя специально для подобного подвига, случай послал невероятное испытание силы духа и твердости.

Ночью подул шквалистый ветер. Он достигал 50 метров в секунду. Сыпал снег. Вздыбленный океан швырял баржу «Т-36», как щепку. Лопнул стальной трос, крепивший суденышко к бочке. Пришлось спешно обрубить капроновый конец, соединявший «Т-36» с другой баржей, которую вскоре выбросило на берег. Качалась борьба отважной четверки с разъяренной стихией... По радио поступило указание: укрыться от урагана в бухте. Но выполнить маневр не удалось: в баках кончилось топливо. Волной смыло за борт бочонок с маслом для двигателя, а также ящики с углем для печки. Погас сигнальный огонь на мачте, сорвало антенну. Связь с берегом прекратилась.

Баржу уносило в открытый океан. И вот они одни среди студеных волн и непроглядной тьмы. Суденышко покрылось толстой коркой льда, задубела на холоде одежда. Асхат Зиганшин и Иван Федотов стояли за рулем, подменяя друг друга. Поплавский и Крючковский боролись с ледяной водой, которая затопила машинное отделение. По пояс в воде, в кромешной темноте они старались отыскать пробоину. А когда ее в конце концов удалось обнаружить и заделать, пришлось еще двое суток откачивать воду. Потянулись томительные дни, наполненные беспрерывной тревогой. Ветер дул с невероятной силой, по-прежнему вихрился снег.

Они еще надеялись, еще верили, что их все же скоро прибьет к берегу, к какому-нибудь островку. Не сомневались они и в том, что их ищут.

Так оно и было на самом деле! Их настойчиво искали...

Но баржа «Т-36» вместе с экипажем бесследно исчезла. Ни Зиганшин, ни Федотов, ни Крючковский, ни Поплавский не знали, что их судно, выйдя из холодного течения Оясио, было подхвачено одним из потоков теплого течения Куросио, названного японскими рыбаками не без основания «течением смерти». Редко кому удавалось вырваться из плена «синего течения». Известны случаи, когда попавшие в Куросио японские джонки после многих месяцев дрейфа находили у берегов Мексики, Калифорнии, северо-западных берегов США. Даже рыбы и птицы не отваживаются пересекать «течение смерти».

Лишь на четвертые сутки дрейфа экипажу «Т-36» удалось немного поспать. На барже оказался номер газеты с сообщением о предстоящих испытаниях советских ракет в центральной части Тихого океана с картой этого района. Появилась надежда, что, может быть, суда, направляющиеся к месту испытаний, заметят унесенную баржу и ее экипаж. Поэтому решили вести беспрерывное наблюдение. Их лица и руки от ударов о стенки кубрика кровоточили, соль разъедала ссадины. Но это было полбеды.

Зиганшин, проверив запасы продовольствия и воды, сказал: «Нужно экономить!..» Две банки консервов, банка жира, буханка хлеба, два ведра картошки и бачок с пресной водой — двухсуточный аварийный запас...

И ни один из них не мог знать, как скоро и откуда подоспеет помощь. А может быть, ее и вовсе не будет, помощи... Но не могли они предполагать, что их будет носить по пустынному океану сорок девять суток!

Они попали в тяжелое положение и твердо решили, что будут держаться до последнего. Авторитет их командира младшего сержанта Зиганшина был для всех троих непререкаем. Его попросили готовить пищу, распределять воду. А он пытливо наблюдал за товарищами и постепенно успокоился: понял, что они выдержат любые испытания!

Можно было бы еще раз напомнить, с какой теплотой и заботой относились они друг к другу, как поддерживали друг в друге бодрость и уверенность. Пересказывали содержание ранее прочитанных книг, вспоминали родные места, пели песни. Когда кончилась пресная вода, пытались собирать дождевую. Мастерили из консервной банки блесны, из гвоздей - рыболовные крючки, но рыба не ловилась. Охота на акулу также не увенчалась успехом.

Они голодали, страдали от жажды, постепенно стали терять слух и зрение.

Но даже в самые критические моменты человеческого облика они не потеряли. Трое из них были комсомольцами. Иван Федотов хоть и не состоял в комсомоле, но и его характер брал свое начало от таких, как Николай Островский, Муса Джалиль, Александр Матросов.

Друзья не забыли, что 27 января Анатолию Крючковскому исполнился 21 год, и отметили это событие. Виновнику торжества была предложена двойная порция воды. Но Анатолий от двойной порции отказался. Только судорожный комок подкатил к горлу.

- Кстати, - спросил однажды Зиганшин у Федотова, - ты уже теперь отцом стал, наверное?

- Да, уже время родиться ему, - ответил Иван. - Сын будет. Сашка!..

Откуда было знать Федотову, что пройдет еще много-много мучительных дней, прежде чем он увидит своего первенца и любимую жену. Правда, пока не их самих, а фотографию жены и сына, переданную по телеграфу через океан в Нью-Йорк.

Баржу все еще носило по волнам. 23 февраля члены экипажа поздравили друг друга с Днем Советской Армии и Флота. Обедать в этот день не пришлось, так как осталась всего лишь одна ложка крупы и одна картофелина. Ограничились перекуром, скрутив цигарку из остатков табака.

Теперь они двигались мало, так как ослабели до крайней степени. Кожа сапог, ремни - все пошло в общий котел.

Последний раз сыграл Филипп Поплавский на гармошке «Варяга». Песню подхватили, и она, гордая, величавая, поплыла над волнами.

А потом отодрали от гармошки кожу и сварили ее в морской воде. На вываренные кусочки намазывали технический вазелин и все это проглатывали.

Три раза видели они вдалеке пароходы, но никто не заметил сигналов с баржи, терпящей, бедствие.

И только 7 марта, на сорок девятые сутки дрейфа, пришла помощь... Эту помощь оказали советским воинам моряки американского авианосца «Карсардж».

Теперь мы знаем, что экипаж баржи «Т-36» совершил небывалый в истории мореплавания дрейф: в общей сложности маленьким суденышком пройдено около тысячи миль.

Безусловно, справедливы замечания знатоков и специалистов, что дрейф баржи с четырьмя воинами на борту представляет, помимо всего, большой научный интерес. Конечно, в данном случае имела значение и нервная выдержка и многое другое.

Но «секрет» «железных людей из России» не только в этом. Он глубоко раскрыт в телеграмме Н. С. Хрущева младшему сержанту Зиганшину Асхату Рахимзяновичу, рядовым Поплавскому Филиппу Григорьевичу, Крючковскому Анатолию Федоровичу, Федотову Ивану Ефимовичу:

«...Мы гордимся и восхищаемся вашим славным подвигом, который представляет собой яркое проявление мужества и силы духа советских людей в борьбе с силами стихии. Ваш героизм, стойкость и выносливость служат примером безупречного выполнения воинского долга. Своим подвигом, беспримерной отвагой вы приумножили славу нашей Родины, воспитавшей таких мужественных людей, и советский народ по праву гордится своими отважными и верными сынами...»

«Служим Советскому Союзу!» - ответили четверо отважных.

В дни тяжелых испытаний, выпавших на их долю, они ни на минуту не забывали о матери-Родине, любовь к которой придавала им силу в борьбе со стихией. Верные воинскому долгу, они вели себя так, как подобает советским солдатам, - в этом «секрет» их стойкости и мужества.

Источник: www.retrospicere.narod.ru
Первоисточник: журнал «Советский моряк», один из номеров за 1960 г.